Борменталь записывает 26 декабря (на следующий
Борменталь записывает 26 декабря (на
грядущий день в последствии Рождества), собственно в состоянии Шарикова состоялось "некоторое совершенствование". Затем Шариков произносит собственные первые
слова 6 января (в
сутки Богоявления).
Бывает замечено Шариков в этап, когда
Столица полнится апокалипсическими слухами, он выделяется животными чертами, делает с поддержкой "небольшого
демона"
Швондера переворот в
профессорской жилплощади, организует потоп (классический апокалипсический знак), за собственно Зина именует его "дьяволом проклятым". Дальше, продолжает Бургин,
превращения Шарикова - противоположение
преображения Христа, который считается облеченным в
белоснежные одежды. Вместо данного, цитирует Бургин, случается
вот собственно: "На шее у человека был повязан
опасно-небесного расцветки
галстук с поддельной рубиновой булавкой. Цвет данного галстука был настолько швырок,
что пора от
времени,
перекрывая утомленные очи, Филипп Филиппович то на потолке, то на стенке
видел горящий факел с голубым венцом..." В Евангелии в последствии преображения Христа идут по стопам слова: "Сей кушать Сын
мой любимый..." У Булгакова: "Собственно-то вы
меня, папаша, больно утесняете, - неожиданно плаксиво выговорил человек. Филипп Филиппович покраснел, очки сверкнули. - Кто это здесь вам папаша? Собственно это за
фамильярности? Для того я более не слышал данного слова! Именовать меня по фамилии и отчеству!" Присутствует ещё одна версия, сообразно
которой подмостки преображения вероятней итого
связана не с Преображенским, а с
иным библейским темой: "Краска... на перегородке видел горящий факел..." - надпись, начертанная "против лампады на извести стены чертога"
Валтасара, коия в российской транскрипции звучит
как "мене, мене,
текел упарсин" и,
как ведомо, угрожает
бедой (Даниил, 5).
